Доктор права Валдис Биркавс был первым конституционным премьер-министром независимой Латвии, затем – министром иностранных дел и министром юстиции. «МК-Латвия» выяснила, как бывший премьер-министр видит нынешнюю политическую ситуацию. И узнала, что, по его мнению, следовало бы изменить в нашей стране.
Валдис Биркавс встретил нас в уютном домашнем кабинете, уставленном книгами с пола до потолка. Несмотря на серьезные проблемы со зрением, он продолжает следить за ситуацией в Латвии и в мире и имеет свое мнение по разным вопросам. В свои 80 лет он увлеченно учится, проходя на английском языке онлайн-курсы ведущих мировых университетов – Гарварда и Йеля. Сфера его интересов необычайно широка – от философии до моральных основ политики, от книг Борхеса и Маркеса до струнных квартетов Гайдна.
«Я человек, который учится всю жизнь. Делаю это ради удовольствия. Процесс познания повышает уровень серотонина в крови так же, как прием наркотиков, алкоголь и секс, это научно доказано. Так почему же не учиться?»
Часть свободного времени господин Биркавс посвящает работе над книгой. «Это будут не просто мои воспоминания и описания моих приключений. Я хочу сравнить разные эпохи и политические подходы. Хочу, чтобы мою книгу прочитали молодые политики».
Эпоха подъема
– Если сравнить политическую жизнь 90-х и сегодня, когда было интереснее?
– Конечно в 90-е. В истории Латвии было два выдающихся периода – обретение независимости и ее восстановление. Они во многом схожи. Период восстановления и возвращения к первоистокам, на мой взгляд, был даже более интересным, хотя и безумно сложным и для Ивара Годманиса, в то время председателя Совета министров, и затем для моего Кабинета министров.
Только представьте, в выборах Сейма в 1993 году участвовали 89,9% граждан страны – до сих пор это непревзойденный результат.
Когда 20 июля 1993 года утвердили первое конституционное правительство, мы фактически вернулись к 14 мая 1934 года – в последний день демократической независимой Латвийской Республики, в которой действовала Сатверсме. 15 мая 1934 года власть захватил Карлис Улманис.
Перед нами стояли очень сложные проблемы.
Но мы представляли, что нужно делать – это не был хаотичный поиск решений. Наша программа была похожа на пятилетний план.
Мы восстановили в модернизированном виде закон о Кабинете министров 1925 года.
Мы ввели новые должности: госминистров с небольшим штатом, которые заменили целые отраслевые министерства, парламентских секретарей и госсекретарей. Эта структура работает до сих пор, только от госминистров отказались.
Когда Лато Лапса в своей книге «Наша история» написал, что правительство Биркавса было лучшим, я порадовался его оценке.
По прошествии времени я гораздо лучше вижу многие недоработки моего правительства.
Сейчас не время для анализа наших ошибок, но я с уверенностью могу сказать, что 90-е были временем истинной демократии и соблюдения прав человека. Мнения оппозиции тогда не игнорировались, а тщательно обсуждались и нередко учитывались в законодательстве.
В чем наши интересы?
– В конце 2022 года был утвержден новый состав Кабинета министров, у руля снова Кришьянис Кариньш. Что вы думаете о новом правительстве? Почему оно так долго формировалось?
– Сегодня у правительства национальные интересы не определены, вместо них поставлено много мелких приоритетов, не создающих кумулятивный эффект для развития государства в целом. За мелкими приоритетами часто скрываются личные интересы, необязательно шкурные или финансовые, иногда просто карьерные, которые позволят политикам обеспечить себе более спокойную жизнь. Так государством управлять нельзя.
– С какими политическими силами вы сейчас связываете надежды на изменения?
– Среди политических партий до выборов я обратил внимание на «Объединенный список», его история похожа на то, как в 90-е начиналась история Latvijas Ceļš. Мы тоже составляли три разные группы, которые не были партией. Нас обвиняли в том, что мы скоро распадемся, что у нас нет программы – похожие обвинения сыпались и сыпятся на «Объединенный список». Мне нравится, что там есть ряд политически сильных людей. В то же время они должны учесть наш опыт: в течение относительно короткого времени им нужно создать партию, иначе их влияние может быть утрачено.
– Что вы думаете о политике, проводимой нашим премьером Кариньшем? Его критикуют за то, что он загнал страну в глубокий экономический кризис, набрал долгов, ввел слишком жесткие меры во время пандемии.
– Его легко во всем обвинять, но он столкнулся с серьезными вызовами. Даже Китай ошибся, перегнув палку с локдаунами, при том что правительство Китая очень компетентное, это даже западные специалисты признают. Перегибы во время пандемии допускала не только Латвия.
Но сейчас стало понятно: насильно заставлять людей вакцинироваться и не разрешать им работать – это было слишком жестко. Сколько работников из-за этого уехало, строителей, предпринимателей, многие из них не вернулись.
Любовь и видение перспектив
– В Латвии существуют серьезные проблемы с сокращением населения, скоро не хватит работающих, чтобы содержать пенсионеров. Как, по-вашему, страна могла бы решить демографическую проблему?
– Демографические проблемы решаются любовью, видением перспектив будущего, у людей должно быть ощущение стабильности. Без этого и деньги не помогут, сколько бы их не платили семьям, имеющим детей. Мне кажется, что для успешного освоения латышского языка нужны все те же предпосылки, что и для решения демографических проблем – любовь, перспективы и стабильность.
– Как вы думаете, чему Латвии стоило бы поучиться у соседей?
– Наиболее зримыми успехами Эстонии и Литвы являются Таллин и Вильнюс, процветающие города с развитой инфраструктурой для туристов и интересной сферой развлечений, с великолепными ресторанами.
А что наша Рига, бывший балтийский мегаполис? К сожалению, она стала провинциальным городом с сугробами неубранного снега и никому не нужными столбиками. Рига утратила звание самого большого балтийского города, по количеству жителей Вильнюс нас обошел. Число рижан сократилось почти с миллиона до 600 тысяч человек. В то время как в Вильнюсе количество жителей за годы независимости возросло с 300 тысяч до 600 тысяч.
Эффект Матфея
– Хороший пример страны, где национальные интересы действительно в приоритете – Эстония, – полагает Валдис Биркавс. – Я примерно пять-шесть лет назад говорил: «Посмотрите, у нас бюджет 11 миллиардов и у эстонцев 11 миллиардов», имея в виду, что у нас что-то не в порядке, у нас ведь жителей больше, чем в Эстонии. А сегодня наш бюджет 12 миллиардов, а у эстонцев – 15 миллиардов, за эти годы они нас на 3 миллиарда обогнали. Помните притчу о талантах из Евангелия от Матфея о том, как два раба приумножили деньги, которые им выдал господин, а третий раб закопал талант в землю. Рабов, приумноживших деньги, господин похвалил и возвысил. А раба, закопавшего деньги, разругал за лень и лукавство. Итог притчи звучит так: «ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у не имеющего отнимется и то, что имеет».
Если эстонцы по многим направлениям вырываются вперед – это результат кумулятивного эффекта или эффекта Матфея, который создает дополнительное ускорение.
В 1997 году президент Эстонии Ленард Мери и его советники-ученые определили приоритет развития страны: дигитализация Эстонии.
Эстонцы добились явных успехов на этом пути. Они не просто объявили о переменах, а изменили систему образования, дав приоритет IT-урокам в школах. Изменения прошли в региональной политике, в бюджете, во внешней политике – по всему фронту. Эстонцы объединили все системы министерств в единую базу данных, вывезли ее и спрятали за границей, чтобы никто не нашел. А у нас база данных министерств до сих пор разрозненна. Наши айтишники не хуже, но у нас один-два единорога в сфере IT, а у эстонцев пять (от редакции: компания-единорог [от англ. Unicorn company] – стартап, получивший рыночную оценку стоимости в размере свыше 1 миллиарда долларов США).
Эстонцы изменили систему школьного образования: рассчитали, какие школы нужны, какой величины должны быть классы, чтобы учителя получали нормальные зарплаты. И потом начали с учетом этого плана школы реновировать, вкладывая деньги. А у нас сначала все школы реновировали, и теперь многие из них стоят полупустые или их сокращают.
Я не удивлюсь, если эстонские дети в школах начнут изучать технологии искусственного интеллекта, которые сейчас изучают в некоторых технологически развитых странах, в том числе в Китае.
Сегодня Тартуский университет, из которого в свое время уволили всех преподавателей и набрали новых людей, входит в список ведущих университетов мира, а у нас таких нет ни одного.
Служба госдоходов в Эстонии – одна из лучших в мире. С крупными неплательщиками налогов в Эстонии работают гибко, возвращая их в лоно законопослушных предприятий, а не уничтожая на корню.
Мы пока в безопасности
– Как вам кажется, латвийская позиция по отношению к России могла бы быть менее жесткой?
– Боюсь, после 24 февраля безнадежно испорчено все, что могло бы быть. И как бы грустно это ни звучало, все предыдущие потуги наших стран наладить отношения свелись к нулю. Латвия очень уязвима в плане безопасности, поэтому наши связи с ЕС и НАТО – это наша единственная надежда. Я с начала независимости выступал за вхождение Латвии в ЕС и НАТО, за то, чтобы стать полноправными членами Евросоюза. Но мне говорили: «Валдис, хватит мечтать». Мне даже один из премьеров потом говорил: «Мы должны прикинуться, что хотим в НАТО, но платить за это – ни за что».
Сейчас мы платим на оборону более двух процентов от ВВП. И хотя внешнеполитическая ситуация хуже некуда, мы пока чувствуем себя в безопасности.
– Думаете, НАТО нас защитит, если что?
– Думаю, что мировая война, к которой тут многие готовятся, нам не грозит. Надо надеяться на лучшее, но планировать худшее. Готовность должна быть, но не истерия. А то мы превратились в северных истероидов. Те позиции, которые сейчас занимают наши политические партии, свидетельствуют не о силе, а о слабости. Сильные бывают добрыми, слабые – озлобленными.
Что касается России – не надо рассчитывать на то, что война скоро закончится, по-моему, проблемы, связанные с войной, будут длиться очень долго. Власть в России быстро не сменится, экономика быстро не разрушится. Все-таки при Ельцине и при Путине Россия приобрела навыки жизни в рыночной экономике. Это обстоятельство и профессиональная работа Центрального банка значительно смягчили влияние весьма грозных санкций. Я не отношусь к тем, кто думает, что все скоро разрешится и что Украина скоро войдет в ЕС и НАТО. Тенденция эта правильная, но путь будет долгим.
Солидарность вместо интеграции
– В недавнем интервью вы говорили о провале политики интеграции в Латвии. Что можно было бы исправить в этом плане?
– К сожалению, война убила интеграцию и приступила к уничтожению политической толерантности. Многие люди не чувствуют себя в Латвии как дома. Политика поддержки национального языка в принципе была правильной, но она не была достаточно сильной и последовательно проводимой, поэтому провалилась. За всем этим скрывается боязнь, прошлые обиды.
Я всегда считал, что Рига и Латвия должны быть открытыми разным народам, что в этом наше преимущество. Но сейчас с началом войны эта концепция начинает рушиться.
У политического процесса есть одно неприятное свойство. Любой политический процесс состоит из условного диалога между государством и народом. Отсутствие этого диалога или его незначительность и неполнота возводят стену между теми, кто управляет государством, и народом. Чтобы разрушить эту стену, нужны постоянные усилия, даже если она не будет разрушена полностью, в ней должны появиться хотя бы двери для коммуникации, иначе возникнут конфликты. В то время как с одной частью жителей Латвии определенная коммуникация ведется, есть большие группы населения, лишенные коммуникации со стороны государства, для них нет ни дверей, открывающих возможности для коммуникации, ни даже окон.
– Жители Латвии с российским гражданством обеспокоены необходимостью проходить в 2023 году проверки языка, некоторые боятся, что их вышлют из страны.
– И это тоже результат плохой политики интеграции. Сейчас вопросы прав человека отошли на второй план. О языковых проверках можно было бы объявить раньше, подготовить людей. Если бы Латвия четко установила больший срок для изучения языка, связанный с условиями проживания и статуса, то наверное люди бы с большей охотой изучали язык.
У латышей сейчас один упрек к русскоязычным: «30 лет вы здесь живете и латышский язык не выучили». Но вопрос изучения языка нужно было решать раньше и другими методами.
Я бы предложил вообще убрать из политического языка слова интеграция и ассимиляция. Они себя опозорили. Мне кажется, их могло бы заменить понятие солидарность.
– Но солидарность подразумевает добрую волю, а не когда тебя что-то вынуждают делать насильно.
– Тут надо искать новые подходы. Но сейчас это будет очень трудно: латыши радикализировались, русские напуганы. Поэтому мы и отстаем, мы слишком политизированы, наши проблемы лучше бы решались, если бы мы жили в достатке.
Великое искусство управления
– Наш госдолг постоянно растет. Это плохо для страны?
– Это не смертельно. Дефицит бюджета может быть, но его надо правильно использовать.
Дефицитный бюджет – это как кредит на развитие бизнеса, который берет умный предприниматель. Государство как бы берет кредит у себя.
Умение управлять финансовыми потоками – это великое искусство. Вся финансовая политика требует внимательного пересмотра, так как мы зашли в спираль инфляции.
Ряд нобелевских лауреатов по экономике публично признали потом свои ошибки. Это лишний раз доказывает, насколько сложны экономические вопросы, требующие гораздо больше знаний от политиков, чем они сами предполагают.
Увы, у меня есть подозрение, что у нас слабые финансисты. Когда я смотрю на плеяду наших министров экономики, за редким исключением они были слабые. Я бы назвал в качестве исключения своего министра Ояра Кехриса и Айнара Шлесерса. Кехрис сумел создать систему экономического развития, которая почти в неизменном виде действует до сих пор.
А Шлесерс сумел зажечь огонь энтузиазма и интереса в том сонном царстве, каким было Министерство экономики. Плеяды выдающихся министров финансов у нас тоже, за редкими исключениями, не было. Посмотрим, как справится с ситуацией новый министр финансов Арвил Ашераденс, надеюсь, что справится.
– Вы говорили, что многим нынешним политикам свойственна близорукость и отсутствие политического мышления. Президенту Эгилу Левитсу в том числе?
– Я сейчас перечитываю речи Эгила Левитса, когда он был министром юстиции в моем правительстве. Как министр он был толковым, знающим, открытым. Тогда он не придерживался столь националистических взглядов, как сейчас, был более лоялен к латвийскому народу в целом. Сейчас его взгляды стали гораздо радикальнее. Я не могу согласиться с его мнением, что в Латвии можно создать мононациональное государство. Исправление ошибок и несправедливостей прошлого, как правило, приводит к новой, еще большей несправедливости. Взгляды могут меняться, ценность гуманизма, человечности, толерантности должны сохраняться всегда. Латвия – пока еще демократическая страна, но наша политическая культура имеет явные тенденции к недемократичности, что начинают замечать наши друзья, партнеры, союзники. Все здесь сказанное относится только к политикам, к тем, кого народ уполномочил принимать решения. Потому что народ свой гуманизм, свою толерантность и способность к самопожертвованию проявил в отношении к жителям Украины.
– Думаете Левитс не сохранит свой пост президента?
– Я не вижу для этого оснований. Я вижу нескольких достойных претендентов на его место, но как карта ляжет, трудно сказать.
Некоторые наши руководители уже сейчас метят на европейские должности в международных организациях. Но боюсь, страна, которая плохо управляется, имеет меньше шансов на хорошие международные позиции.
Марина СИУНОВА
