Рижанин Римантас Бимба – эксперт по черным ящикам. По долгу службы он почти тридцать лет занимался расследованием летных происшествий в Прибалтийском военном округе, и самописцы – это его специальность, его хлеб. О своем нелегком труде он рассказал «МК-Латвии».
Черный ящик – записывающий аппарат, схожий с жестким диском компьютера. В нем регистрируются и сохраняются все важные параметры полета и работы авиалайнера, а также переговоры в кабине пилотов. На борту должно быть два таких комбинированных самописца.
Выдерживал температуру до 1000 градусов
Римантас – гражданин Литвы, но с 17 лет живет и работает в Латвии. По специальности он инженер-электрик, окончил летную Академию им. Жуковского в Москве. Его конек – системы электроснабжения, электронная автоматика и жизнеобеспечение летательных аппаратов. О самолетах он может говорить часами.
– Сам я сразу начал летать на истребителях-бомбардировщиках, – рассказывает Римантас. – В таких самолетах, если они не дай бог падают, всегда сохраняется расшифровка переговоров. Так что причину аварии не скроешь. Сейчас черный ящик цифровой, а в 1965 году у нас был классический черный ящик – коробочка с пленкой внутри, которая выдерживала температуру до 1000 градусов. Даже если самолет при падении горит, черный ящик, вероятнее всего, уцелеет.
– А почему черный ящик называют именно черным? Откуда пошло это название?
– Версий много. На самом деле эти ящики чаще ярких цветов, например, оранжевого, чтобы при крушении самолета его можно было увидеть издалека.
Почти как кардиограмма
– У нас в Прибалтийском военном округе была экспертная команда по расследованию авиакатастроф – я и двое моих коллег. Один был экспертом по двигателям самолета, другой – по радио, третий, это я, – по электронной автоматике. В нашу задачу входило прибыть на место авиакатастрофы, найти черный ящик, первым делом достать из него переговорное устройство и расшифровать. Само переговорное устройство расшифровывал наш эксперт-радийщик.
В мою задачу входило проверить по данным самописца такие параметры полета, как крен, тангаж, элементы отклонения, скорость, высота. Для непосвященного человека это выглядит как кардиограмма. На одной такой пленке могло быть 7–10 графиков. По записи видно, какие отдавались команды, к примеру, выпустить шасси.
– Как ваша работа выглядела на практике?
– После проявления пленки я почти сразу мог провести траекторию и показать, как летел самолет. То есть эксперт может прочитать всю историю полета просто с ходу.
Десять дней нужно держать рот на замке!
– Сколько черных ящиков на вашем счету?
– Я вел расследования всех авиационных аварий и катастроф в Прибалтийском военном округе в течение почти трех десятков лет до 1983 года. Это десятки, а может, и сотни небольших аварий и крупных катастроф.
– Чем авиационная авария отличается от катастрофы?
– Авария – это когда есть повреждения, есть раненые, но нет погибших, а катастрофа – когда имеется хотя бы одна жертва.
– Вы и теперь следите за сообщениями о крушениях?
– Да, и иногда мне просто стыдно за тех, кто озвучивает причины катастрофы. Вот совсем недавно упал самолет, который летел в Баку. Очень грустно слушать, как в публичном пространстве буквально через несколько часов после аварии озвучивали одну версию за другой – и о том, что птицы попали в двигатель, и о многом другом.
Сам я обычно в первые десять дней после аварии или катастрофы, пока шло расследование причин по материалам черного ящика, закрывал рот на замок, не озвучивал даже версий.
Самолет может и на деревья приземлиться, и в воду упасть. Пока водолазы его достанут, пока все осмотришь, пройдет несколько дней. Не всегда оперативно удается найти и черный ящик. На все нужно время! Поэтому 10 дней – как закон – никому ни слова.
А тут самолет еще не потушили, а какие-то эксперты со всех сторон уже кричат о причинах падения! Это в первую очередь неуважение к родным и близким пострадавших при крушении самолета.
О чем молчали в СССР?
– Говорят, в СССР было все наоборот, многие аварии пытались замалчивать.
– Советский Союз сейчас многие ругают, но система оповещения там была более тщательно продумана. Об авариях, где самолет сбит, но обошлось без жертв, действительно не сообщали публично, чтобы не сеять панику. Оповещали только о катастрофах, да и то не обо всех, а лишь о тех, в которых погибло более ста человек. Если погибших менее ста, то людей не волновали такими сообщениями – о такой катастрофе знали только близкие и знакомые пострадавших и летное начальство. Об аварии с малым числом жертв или вовсе без них знал лишь узкий круг лиц.
– Всегда ли черный ящик помогает понять причину аварии?
– Я был у самых истоков появления этих ящиков. Так вот, даже самый первый самописец мог рассказать о причинах аварии практически все. Если я нашел этот ящик и держу в руках фотопленку, на которой все зафиксировано, глядя на эту запись, я могу проследить все, что происходило с самолетом – самые мельчайшие детали, от взлета до посадки.
Приезжают родители, получают закрытый гроб
– Куда вам приходилось выезжать на поиски черного ящика и расследования причин авиакатастроф и аварий?
– Помню случаи в Калининградской области, в Тукумсе, в Даугавпилсе (там самолет в штопор вошел), в Паневежисе, Тампере, на островах в Эстонии.
– И во всех этих авариях гибли люди?
– Если произошло крушение, но летчик остался в живых, то это считалось еще легким случаем. Ведь причины аварий бывают разными. Иногда вина летчика в том, что сорвал самолет в штопор. Причем порой сами летчики при выяснении причин аварии лгут или лукавят, но это легко выясняется после изучения черного ящика. А вот если летчик погиб, спросить не у кого, там уже труднее досконально разобраться.
В случае гибели летчика от него мало что остается. Приезжают родители прощаться, получают закрытый гроб. Это очень тяжелые моменты нашей работы.
– А родственники погибших в авиакатастрофах в то время давали какую-то подписку о неразглашении?
– Никто не запрещал говорить об этом. Знакомым и друзьям рассказывали, конечно, с погибшими прощались, предавали земле. Но широкой огласке такие события не предавались.
Керосина осталось на 15 минут...
– Получается, мы не знаем о большей части авиационных катастроф?
– Судите сами – 150 дней в году я был в командировках, именно по расследованиям аварий и катастроф.
– То есть каждый второй день что-то случалось?
– Не каждый, но на каждое расследование дается где-то 10 дней. Получается, что в Прибалтийском военном округе было не менее десяти авиационных происшествий в год.
– Какие расследования особо врезались вам в память?
– Однажды вызывает командующий, говорит, надо срочно лететь. Беру свой чемоданчик (там отвертка была, пассатижи, чтобы снять коробку черного ящика с записью, какие-то мелочи еще). Оказалось, из Польши к нам залетел летчик на МиГ-21 и заблудился. У него заканчивается керосин, уже загорелась красная лампочка – сообщает, что осталось 550 литров. Летчик тревожно сигналит: «Где нахожусь – не знаю, подо мной большой город». Какой город – непонятно. А 550 л керосина хватит примерно минут на 15, если экономно лететь. Ну, и решил он катапультироваться, выпрыгнул из самолета.
Нашли его довольно быстро. Привезли, кстати, в Ригу и покормили вместе с нами в столовой. Все рады, что летчик живой. А самолет – расходный материал.
Он, по сути, должен был упасть где-то неподалеку, на большой город, со слов пилота. Летчик дает координаты, приезжаем на место, а самолета нет! И ящика тоже черного нет. Мистика какая-то.
Нет самолета!
– Что делать?
– Отправили дежурный вертолет на поиски, дали экипажу задание, вот в этой точке выпрыгнул летчик, в радиусе примерно 100 километров надо искать самолет. По расчетам машина должна была рухнуть где-то под Тракаем, а там масса озер, да и болота всякие. Ищут день – нет самолета, ищут еще неделю – нет самолета!
– Может, он упал в озеро какое-нибудь?
– Мог. Но никто о таком происшествии не сообщал, свидетелей нет, получается. В общем, самолет – как сквозь землю провалился. Мы уже все обыскали, не знаем, что и думать. И вот через неделю сообщают нам из какого-то села – самолет нашелся. Оказывается, какие-то бабульки пошли в лес по ягоды и… наткнулись на самолет!
Сели мы в вертолет, прилетаем в эту точку, действительно видим разбившийся самолет. К счастью, нашелся и черный ящик, там же, неподалеку от хвоста. А сам самолет даже не сильно разбился, ну на куски разлетелся, конечно.
И тут вижу – местные умельцы уже основательно над МиГом потрудились – оторвали там все, что можно было оторвать. Пусковую панель даже сняли – транзисторы всякие там были, детали какие-то. И трудятся мужички дальше, наше присутствие их даже не смущает.
Наблюдаем, как два мужика, чуть подшофе, аж кряхтят, чтобы снять с самолета колесо. Колесо им надо для дела. Я-то литовский язык знаю, и слышу их разговор о том, что какая-то Марфа просила ей привезти колесо – ей для телеги надо, взамен обещала бутылку. Их не смущает, что колесо это от самолета. Вот только не знают, как оно снимается?
Спрашивают у меня. В принципе я и сам толком не знаю, как оно снимается, это не ко мне, как говорится. Но они не сдаются: это и понятно – им бабка обещала налить, и вот они стараются изо всех сил.
Хорошо еще, что черный ящик не открыли. Они знали, что он где-то там может быть, но заказа такого от бабы Марфы не поступало. И это нас всех спасло.
– Колесо отобрали?
– Нет, не стали. Решили, что самолет все равно на металлолом пойдет.
Забыл вырубить двигатель
– Картина маслом: эксперты приехали за черным ящиком вести расследование, а местные мужики под Тракаем продолжают сосредоточенно «разувать» самолет?..
– Больше всего поразило, что они даже никуда не заявили, потрошили себе самолет целую неделю втихаря. Видимо, подумали – «Ну что, упал с неба самолет и хорошо – в хозяйстве пригодится».
Но самое интересное было впереди. Стали мы дальше в этом деле разбираться – как же так получилось, летчик выпрыгнул в трехстах километрах от этого места, а самолет здесь лежит? Одна надежда на черный ящик. Открываю лабораторию, проявляю пленку, гляжу во все глаза и не нахожу в записях данных о том, где же летчик выпрыгнул. Обычно видно: вот тут возникла перегрузка, признаки катапультирования, значит, летчик выпрыгнул. Но тут на пленке таких данных нет!
– Справились с загадкой?
– Конечно! Видите ли, по инструкции положено перед тем как выпрыгнуть, выключить двигатель. И тут я смотрю по пленке, что за полет такой: самолет то набирает высоту до 4000 м, то опускается опять до нуля. Затем, судя по записям, самолет снова идет вверх и набирает высоту. Так никто не летает! Оказалось, польский летчик просто забыл вырубить двигатель перед катапультированием. И самолет МиГ-21 целых десять минут жил своей жизнью в воздушном пространстве, пока керосин не кончился!
– Вот так история!
– С таким я сам столкнулся впервые. Летчик, конечно, не должен вместе с самолетом погибать как герой в случае аварии. Но двигатель должен был выключить. А он от волнения, видать, забыл. В тот раз я не спал почти двое суток, пока разбирался с этим делом.
За всей этой суетой я не заказал себе вертолет, чтобы лететь назад. И когда он прилетит – непонятно. Поехал ночью назад на рейсовом автобусе. Везу с собой самописец. Он небольшой совсем, пишущая часть в карман помещается.
Приезжаю ночью в Шяуляй, стучусь к шефу, генералу. Надо же доложить, что самописец найден, а том поиски самолета уже две недели длятся. И вот наутро я еще нагоняй получил, потому что командующий не понял, как летчик мог оказаться на таком расстоянии от самолета? Думали, это я что-то напутал. Но когда разобрались, выдохнули все, даже благодарили за труды. Было это в 1983 году.
Жертва азарта
– В море самолеты тоже падали?
– А как же, бывало. Водолазы их потом находили. Под военным аэродромом Сууркюла, там, где эти два больших острова под Таллином, есть еще один островок небольшой. Однажды там упал наш МиГ-23, причем летчик довольно опытный был уже, 26-летний.
– Совершил ошибку?
– Во время учений стрелял ракетами по земле, летал низко, тренировался. И вот захватил его азарт – захотелось еще поближе к земле подойти, чтобы попадание было точнее. Ну и в один момент слишком близко подошел к земле почти вертикально. Пытался потом вывести машину вверх, а самолет-то тяжелый, просадку дает. Он зацепил хвостом землю, скорость от этого упала. Слишком поздно летчик его вывел и фактически вертикально поставил. В итоге самолет от удара рассыпался и упал в море, а летчик погиб, весь ход событий потом черный ящик показал. Мы восстановили всю цепочку событий, но о таком вообще ничего публично не сообщалось. Гибель во время учений.
Выключить двигатель, чтобы приземлиться
– Еще одна авиакатастрофа произошла на том же Сууркюла – два летчика шли на спарке. Тормозные щитки выпустили, чтобы погасить скорость, а форсаж не выключается, что-то заело. Тяга максимальная, самолет все разгоняется и разгоняется. Что делать? И вот летчики приняли решение сделать круг и прекратить подачу топлива, чтобы заглушить двигатель и таким образом перезагрузить всю систему.
– Это же опасно!
– При выключении подачи топлива двигатель действительно глохнет, но самолет можно посадить. При этом скорость, конечно, повыше обычно, но многие так свои машины сажали. Но здесь есть риск: если рановато выключить двигатель, можно не дотянуть до аэродрома, и все это приходится просчитывать в голове.
– Такое возможно сделать в экстренной ситуации?
– Да, но проблема в том, что инстинкт самосохранения никто не отменял. Он подталкивает летчика к тому, чтобы как можно позже выключить двигатель. Но позже при этом и скорость во время посадки будет больше.
Увы, но в этом случае у летчиков не выдержали нервы, неопытность сказалась. В общем, они поздно выключили двигатель.
В итоге скорость при посадке была очень большая, самолет разбился. Один летчик погиб, а другой сильно обгорел, но выжил. В конце аэродрома, куда самолет пытался приземлиться, хутор был, люди пытались потушить, водой летчиков заливали.
Это была настоящая авиационная катастрофа. А причина неполадок, как выяснилось при расследовании, была чисто техническая – заклинило форсаж. Но если бы ребята пораньше прекратили подачу топлива, то могли бы спастись сами и сохранить самолет.
Консервы с березовым соком
– Какие еще случаи вы рассказываете друзьям и близким?
– Была в нашем округе еще одна серьезная катастрофа, в которой разбился МиГ-15. Мы вдвоем с моим коллегой-радийщиком выехали на поиски не только черного ящика, но еще и мышечного материала. Он нужен был для экспертизы медикам, чтобы провести анализ ДНК. Фрагменты самолета и тел летчиков разлетелись довольно далеко по лесу, по полянам. А вокруг птицы поют, весна! Работать было особенно тяжело, потому что мы собирали еще и фрагменты тел.
Когда сделали работу, сели на пенек, открыли банку консервов, потому что ничего другого у нас не было. Спирт развели с березовым соком, который тут же собрали, и помянули погибших...
Светлана ГИНТЕР
