Ровно 50 лет назад, 14 апреля 1973 года, в Рижской университетской больнице имени Паула Страдыня была сделана первая операция по пересадке почки. Развивая это медицинское и научное направление, Латвия успешно вошла в первую десятку стран по количеству и качеству трансплантаций, но в последние годы скатилась на последние места в Европе. А ведь за каждой пересаженной почкой стоит история человека, получившего второй шанс на жизнь.

Жажда жизни

Человеческая почка должна служить своему хозяину 120 лет. Однако нередко этот орган отказывается работать, причем не только в старости, но и с самого рождения, то есть это может быть как приобретенное заболевание, так и наследственное. Когда почки перестают выполнять свою функцию – очищать кровь, выводить жидкость и продукты белкового обмена, человек попадает на диализ и с надеждой ждет донорскую почку.

Мы познакомились с тремя успешными женщинами, которые много лет живут с донорской почкой. Они работают, вышли замуж и даже родили детей, хотя когда-то это казалось просто невозможным.

У 48-летней Анастасии наследственный врожденный поликистоз, она уже родилась со множественными кистами на своих крохотных младенческих почечках. Ее буквально вытащили с того света, но сказали матери (у которой тоже был поликистоз), что ребенок больше восьми месяцев не проживет. Однако Анастасия упорно жила, а почки, как могли, работали, и в 4 года девочке сделали уникальную экспериментальную операцию по реконструкции этих органов. Жизнь продолжалась: школа, университет, смерть мамы, которая отказалась принять донорскую почку от своего мужа со словами: «Она еще пригодится Настеньке…» И она действительно пригодилась спустя много лет. Но перед этим были восемь месяцев на гемодиализе, когда все-таки отказала последняя собственная почка. «Я уже была готова умирать, потому что думала, что диализ и пересадка почки это уже не жизнь, – вспоминает Анастасия. – Но жить все-таки хотелось, и я поехала в больницу Страдыня. А там доктор Иева Зиединя буквально взяла меня за руку, отвела в диализный зал и показала, что там тоже живые люди, и это не кладбище. И я согласилась на диализ, который продолжался восемь месяцев. Из них четыре месяца у меня вообще не было почек, и при этом я еще ходила на работу. Я семь лет не ела мясо и во время диализа почти не пила воду. А таблицу содержания калия и белка в продуктах я знала наизусть. В августе я пришла на диализ, и уже в апреле мне сделали пересадку. Я бесконечно благодарна папе, который отдал мне свою почку, и замечательным хирургам Я. Бицансу, С. Трушкову, В. Сухорукову, Я. Юшинскису и замечательному нефрологу И. Зиедине. Это люди, которые спасли мне жизнь, низкий им поклон».

Хождение по мукам

Гемодиализ считается заместительной почечной терапией, когда сами почки уже не могут выводить из организма жидкость, шлаки, калий и продукты белкового обмена. Диализ – спасительная, но очень тяжелая процедура, при которой качество жизни пациентов очень низкое, и многие не выживают, умирая в течение одного, максимум трех лет, потому что от него страдают все органы. Перед гемодиализом проводятся медицинские манипуляции, обеспечивающие доступ к артерии. В руке человека сшивается вена с артерией (артерио-венозная фистула) – эту операцию проводят врачи-трансплантологи. Потом пациент приходит на гемодиализ, и в течение четырех часов (нужно лежать практически не двигаясь) из его организма выкачивается вся кровь, пропускается через диализные фильтры и закачивается обратно. Кроме крови из организма выкачивается лишняя жидкость и продукты белкового обмена, которые вызывают интоксикацию, потому что нормальным путем они никак не выделяются, а только через этот аппарат. Сколько человек употребит жидкости за два-три дня, столько аппарат должен выкачать. Некоторые умудряются набрать между процедурами до 7–10 кг. Человек должен приходить в больницу как минимум три раза в неделю, а в сложных случаях гемодиализ делается каждый день. Перитональный диализ используется реже. Эти манипуляции: оборудование, специальный персонал, медикаменты – для пациентов бесплатны, но дорого обходятся государству.

«Это очень мучительная процедура, после которой человек с трудом может встать с кровати, – делится своими ощущениями Анастасия. – Я даже по лестнице не могла подняться. Кроме того, артерио-венозные фистулы часто закрываются, в них возникают воспаления. И тогда в артерию ставится катетер. Когда мне его поставили, я почти не могла дышать, то есть все эти часы нужно было лежать и практически не дышать. Если я делала глубокий вдох, аппарат сбивался и процедура затягивалась. Пусть кто-нибудь попробует, если хочет, просто полежать не шевелясь четыре часа. Сначала человеку ставят фистулу на одной руке, потом на второй, потом на ногах, и когда закрывается доступ ко всем крупным сосудам, человек просто умирает, потому что нет возможности сделать ему гемодиализ».

Трансплантация почки от живого или мертвого донора – это наилучший способ лечения. После пересадки человек возвращается к нормальной жизни. Он работоспособен, становится полноценным работником и налогоплательщиком, с него даже часто снимают инвалидность. Выживаемость после трансплантации значительно выше, чем на диализе. И это совсем другое качество жизни.

Пожертвовать свои органы после смерти можно, сделав соответствующую пометку в регистре жителей на latvija.gov.lv. Пометку можно изменить в любой момент, если вы вдруг передумаете.

Побочный эффект

В 2018 году были закрыты Центр трансплантологии с научной лабораторией и 2-е отделение трансплантации почки, в котором в течение всей своей жизни наблюдались и лечились пациенты после трансплантации, так как иммуносупрессанты, которые нужно принимать всю жизнь, чтобы искусственно снизить иммунитет (иначе организм отторгает пересаженную почку), дают много побочных эффектов.

Минздрав потребовал от больницы им. Страдыня сократить расходы, и правление лечебного учреждения решило сэкономить на 2-м отделении. Правда, сначала было заявлено, что это временная мера, и когда будет построен новый корпус, в нем будет выделено место и для отделения трансплантации. И вот здание уже сдано в эксплуатацию, строится второй корпус, но никто даже не вспоминает, что было обещано в 2018 году. Более того, выполняя очередное требование Минздрава оптимизировать расходы, Латвийское общество врачей теперь решило наравне с гомеопатией закрыть и специализацию по трансплантологии, что уже через несколько лет может вылиться в серьезную проблему, так как некому будет обучать новых специалистов.

«Во 2-м отделении работали врачи, которые знали не только как пересадить донорскую почку, но и как справляться с проблемами после трансплантации, и там пациенты чувствовали себя защищенными и получали правильную помощь, – рассказывает Анастасия. – Теперь нам рекомендуют обращаться к своему семейному врачу, но сейчас, когда 2-го отделения и центра больше нет, все пациенты, в принципе, брошены, многие не знают, куда идти за помощью, и часто бывает, что люди даже умирают, потому что не нашлось специалистов, которые могли бы их проблему решить».

Хочу быть мамой!

Юлии 37 лет. В первый раз она попала в больницу в 17 лет. До этого она на здоровье не жаловалась и, конечно, даже не предполагала, что такое с ней может случиться. Скорую вызвали, потому что из носа, не переставая, шла кровь и сильно поднялось давление. Юлии поставили диагноз острый гломерулонефрит (аутоиммунное заболевание, при котором иммунитет работает наоборот, и организм «съедает» сам себя). У Юли клетки «съели» почечную ткань. «Я тогда не понимала, что это такое, – вспоминает Юлия, – меня отправили на диализ, и я думала, что просто прохожу лечение. Сейчас мне сделают эту процедуру, отпустят домой, и все будет в порядке. Мне ни о чем не рассказывали подробно, и я спрашивала врачей, вырастет ли у меня новая почка. Почка, конечно, не выросла, а я два года провела на диализе. Все это время мои родители искали варианты, как мне помочь, и мама решила стать моим донором. Мамина почка сразу же прижилась, но через 13 лет гломерулонефрит вернулся».

Вторую почку Юлия получила от свекрови, которой она безмерно благодарна за подаренную жизнь. Молодая женщина очень хотела детей, и сейчас они с мужем воспитывают двух чудесных мальчиков, 3,5 лет и 1 годика. «Раньше, когда я разговаривала об этом с врачами, они были категорически против беременности, считая это очень рискованным, да и случаев таких было мало, – рассказывает Юлия. – Но потом доктор Иева Зиединя вдохновила меня, рассказав, что в других странах женщины с пересаженной почкой давно рожают».

В 2018 году прошла 2000-я трансплантация почки в Латвии.

На данный момент в Латвии более 600 человек находится на диализе и столько же живут с пересаженной почкой.

90–100 человек в год находятся в листе ожидания на донорскую почку, донорскую почку приходится ждать до года.

Гемодиализ для одного пациента в год стоит 17,5 тыс. евро.

Перитонеальный диализ – 23 тыс. евро.

Трансплантация почки – 15 тысяч евро в первый год, когда делается операция, и потом, пока почка работает, на супрессию (медикаменты) государство тратит 5–6 тысяч в год.

10% населения Земли страдает от почечной недостаточности.

Первая операция

Хирург Янис Бицанс участвовал в первой трансплантации почки в Латвии в 1973 году и потом долгие годы возглавлял Отделение трансплантации почки в больнице им. Страдыня (до его закрытия в 2018 году). «В советских медицинских журналах того времени практически не было никакой информации, учились сначала в анатомическом зале у приехавшего из Москвы профессора Иосифа Ярмолинского, – вспоминает Янис Бицанс. –Наконец были отобраны трое больных: мужчина 38 лет, девочка 15 лет, которая должна была получить почку от отца, и женщина 34 лет. Первая операция (проводил Ярмолинский, мы ассистировали) продолжалась шесть часов, пересаженная почка «включилась» нормально, но при той терапии, которую мы могли тогда дать этому человеку, полноценно она не заработала. Через день, 17 апреля, мы делали пересадку девочке от отца. Эта почка успешно работала потом долгое время. 24 апреля появился донор и была назначена третья пересадка. В этом случае почка тоже «запустилась», больная выписалась и осталась жива. И потом мы уже потихоньку начали работать и в течение года сделали 15 пересадок».

Через четыре года московский куратор уехал, и латвийские врачи стали работать самостоятельно. «Все считали, что ничего у нас теперь не получится, но мы с доктором Розенталем уехали на два месяца на стажировку в Москву в Центр трансплантации, – вспоминает Янис Бицанс. – Ходили на все донорские операции, на заборы почек. И к тому моменту я понял, что все в порядке, я могу это делать. Вернулись обратно в Ригу, и 26 ноября я сам оперировал. Почка сразу «пошла», и больная жила много лет после этого».

В августе 1974 года был создан Латвийский центр трансплантации, который возглавил академик Латвийской академии наук, профессор Рафаил Розенталь. Так родилась и до 2018 года успешно развивалась латвийская школа трансплантации почки.

«После распада Советского Союза, в 1992 году мы уже выбрались «в мир», – продолжает Бицанс. – Сначала я стажировался в Америке, потом в Швеции. В 1992 году был также утвержден первый в Латвии закон в медицине об обращении с органами умершего человека. В 1990 годы мы уже выбились в первую десятку в Европе (30–35 почек на миллион населения – это отличный показатель), стали сами публиковаться в научных медицинских журналах».

Я отдала свои долги

Йоланта Каша – глава Ассоциации почечных пациентов. Она сама пережила уже три пересадки. «У нас в семье все долгожители, с отличным здоровьем, прекрасная генетика, – вспоминает Йоланта. – И когда я заболела на третьем курсе университета, как я шучу, спортсменка, комсомолка и просто красавица, это было как гром с ясного неба. Мы не знаем, что с нами может случиться. Поэтому я хочу, пользуясь случаем, попросить тех людей, чьи родные, к сожалению, «уходят», вспомнить о том, что они могут помочь как минимум пяти пациентам, дав согласие на изъятие органов. Ни сердце, ни почки умершему человеку в могиле не пригодятся, а наше тело – только оболочка для души, которая уже ушла».

Первую почку Йоланта получила от мертвого донора, вторую – от отца, а третью от своей 72-летней крестной Зинаиды Цатлакши, маминой сестры. Йоланта – успешная предпринимательница и мама 22-летнего сына-студента, которого родила после второй трансплантации. «Наша ассоциация написала открытое письмо в Министерство здравоохранения, в университет им. Страдыня, в Рижскую больницу им. Страдыня и в Латвийское общество врачей по поводу предполагаемого закрытия резидентуры по трансплантологии в университете им. Страдыня, и теперь я жду, когда будет организована встреча и даны ответы на наши вопросы о будущем трансплантации в Латвии.

Когда человек находится на диализе, он не может работать в связи со своим тяжелым состоянием. Работодателя также не интересует работник, который может ходить на работу только два дня в неделю.

Трансплантация позволяет человеку вернуться к полноценной жизни. Как минимум 70% пациентов с пересаженной почкой успешно трудятся. Они платят налоги. У меня у самой предприятие, я плачу налоги, я возвращаю государству те деньги, которые оно на меня потратило. Я дала Латвии еще одного хорошего человека – своего сына, который будет работать на ее благо и платить налоги. И все это было бы невозможно, если бы мне не пересадили почку! Первая пересадка у меня была неудачной, а вторая почка прожила 13 лет. Она бы и дольше выдержала, если бы я не родила ребенка, но я ни минуты об этом не жалею, я счастлива. На сегодня в Латвии уже восемь женщин с пересаженной почкой смогли стать мамами.

У нас очень знающие хирурги и нефрологи, в прошлом году не было ни одной неудачной трансплантации. Хочу поблагодарить Виктора Шевелева, Вадима Сухорукова, Иеву Зиединю. Но если не будет резидентуры, специализации – некому будет обучать будущих трансплантологов, и через несколько лет, возможно, в Латвии некому будет делать операции по пересадке почки».

Комментарий

Янис Юшинский, руководитель латвийского отделения BaltTransplant:

– Как Латвия оказалась в конце списка по пересадке почки в мире?

– Сейчас, к сожалению, это так, мы не на лучших позициях. Первое место мы не занимали, но несколько раз были в первой десятке среди активных центров. У нас в 2015 году было 37,5 трансплантаций на миллион жителей, что является очень хорошим показателем. Например, в Германии это 20 трансплантаций на миллион. Но есть страны, где этот показатель гораздо выше нашего, поэтому нам есть куда стремиться.

Сейчас действительно у нас стало меньше пересадок как от живых, так и от мертвых доноров. Но больше всего мы переживаем из-за того, что у нас сократилось количество пересадок от умерших людей. Потому что если мы берем почку у живого донора, то потом этого человека тоже лечить надо, плюс это дополнительные риски.

После реорганизации всей системы трансплантации нам меньше стали сообщать о потенциальных донорах. Если раньше мы работали в одном центре, то теперь координационная служба устроена несколько по-другому.

Конечно, свою лепту внес и ковид. Все страны отмечали в этот период падение донорства и трансплантации на 20–30%.

И у нас, начиная с закрытия Центра трансплантологии в 2018 году, потом ковида, в последние пять-шесть лет сократилось количество доноров.

– Центр закрыли, предлагается и специализацию по трансплантологии тоже закрыть. Действительно ли любой хирург может сделать эту операцию, и любой терапевт потом может наблюдать пациента с пересаженной почкой?

– Подобное предложение действительно поступило от университета им. Страдыня, потом мы обсуждали этот вопрос, создали рабочую группу для решения проблемы: как дальше обучать специалистов, на каком основании будет происходить трансплантация, кто станет делать пересадки. С нашей точки зрения, специализация, безусловно, нужна, так как вся история трансплантологии в Латвии показывает, что пока была специализация, научная лаборатория и практические наработки, у нас были отличные результаты не только по количеству, но и по качеству трансплантаций, у нас и долгосрочные результаты очень хорошие (в том числе выживаемость пациентов, их качество жизни). С моей точки зрения, наблюдать пациентов после трансплантации тоже должен подготовленный человек, который работает с ними на регулярной основе, знает, на что обратить внимание и о чем спросить пациента. Это я считаю очень важным.

Это не работа семейных врачей. Пациенты с пересаженной почкой должны идти к профильному специалисту. Есть, конечно, и семейные врачи, которые неплохо могли бы справиться с такой задачей. Но их надо готовить, они должны это уметь. И не каждый нефролог знает, как наблюдать пациента с донорской почкой.

Пересадка почки обходится нашему государству дешевле, чем диализ.

15 тысяч евро (за одну пересадку) умножить на 550 больных – это всего 8 250 000 евро. Поэтому, безусловно, Минздрав должен уделять больше внимания развитию трансплантологии в Латвии. В странах, где развито это направление, считается, что именно пересадка почки «кормит» всю трансплантацию. На эти восемь миллионов у нас можно провести все программы по трансплантации.

Татьяна МАЖАН


TPL_BACKTOTOP
«МК-Латвия» предупреждает

На этом сайте используются файлы cookie. Продолжая находиться на этом сайте, вы соглашаетесь использовать их. Подробнее об условиях использования файлов cookie можно прочесть здесь.